В1870-е годы отмечается появление новой большой группы работ по изучению финно-угорских народов Карелии. Их новизна заключалась не только в самом факте их появления, но и в новой проблематике, а также в их авторской принадлежности. В1870-е годы среди авторов работ активно проявляют себя представители новых групп интеллигенции - сельские учителя. Как и представители сельского духовенства они имели хорошее образование. Многие из них окончили Олонецкую духовную семинарию. Историк семинарии Д.К. Любецкий признавал в 1879 году, что "в последнее время большая часть учеников по окончании семинарии стала поступать в народные учителя". Будучи выходцами из среды сельского духовенства сельские учителя почти всю жизнь провели в селениях Олонецкой губернии и поэтому хорошо знали жизнь местных крестьян, как русских, так и карел и вепсов. В отличие от сельских священников сельские учителя были людьми с либеральными и демократическими взглядами, многие из них считали своим долгом изучать жизнь простого народа, показывать общественности тяжелые условия существования. Сильные либеральные и демократические настроения в обществе, наличие различных местных и столичных периодических изданий, деятельность научных обществ и организаций позволяли сельским учителям успешно реализовать себя в краеведческой деятельности.
С 1870-х годов существуют три типа сельских школ: церковно-приходские школы, где преподавали сельские священники, земские школы, где работали избранные по конкурсу земские учителя и так называемые "образцовые училища" министерства народного просвещения, призванные служить образцом для церковно-приходских и земских школ. О росте числа школ в пореформенный период имеются следующие данные:
Таблица 1. Школы Олонецкой губернии во второй половине XIX века
Источник: Чуков Н. К. Краткий очерк народного образования в Олонецкой губернии в XIX столетии. Петрозаводск, 1902. С.5-6.
Одним из направлений обучения школьников сельских школ было так называемое родиноведение, то есть изучение родного края. При этом под родным краем понимались своя губерния, уезд, волость и село. Так, на ежегодно происходивших в Вытегорской учительской семинарии съездах учителей и учительниц сельских земских училищ, проводимых, по-видимому, с целью повышения квалификации начинающих учителей земских школ, вопросы изучения родиноведения ставились, по крайней мере, с 1872 года.
Многие учителя работали в школах находившихся в селениях с карельским и вепсским населением. В ноябре 1902 года директор народных училищ Олонецкой губернии сообщал в губернскую земскую управу: "В Олонецкой губернии из 364156 жителей состоит 77981 человек инородцев карелы, чудь, финны, лопари и зыряне, которых всего больше в уездах Олонецком, Петрозаводском и Повенецком. В инородческих местностях по отчетам инспекторов состоит: 1) в Олонецком уезде - 29 инородческих училищ из 34 школ; 2) в Петрозаводском - 25 инородческих училищ из 63 школ; 3) в Повенецком - 19 инородческих училищ из 36 школ. Всего 73 училища на 300 начальных школ, что составляет приблизительно 25% всего числа школ Олонецкой дирекции".
Поэтому вполне естественно, что уже в 1870-е годы учителя включились в краеведческое изучение финно-угорских народов Олонецкой губернии. Одним из первых учителей-краеведов, изучавших жизнь карел был П. П. Покровский. Сведения о его биографии почти нет. Вероятно, он был выходцем из среды духовенства и, скорей всего, был выпускником Олонецкой духовной семинарии. Судя по тому, что единственная его краеведческая работа посвящена Горскому приходу Олонецкого уезда, он жил там какое-то время. Известно, что в июне 1876 года Павел Покровский был учителем мужского приходского училища в Олонце. В связи с тем, что это училище подлежало ликвидации, он, "озабочиваясь необходимым содержанием с семейством", обратился к директору народных училищ Олонецкой губернии с прошением о переводе его в открытое в феврале 1876 года Мятусовское образцовое сельское училище, чтобы продолжить службу "на поприще образования юношества". Была ли эта просьба выполнена сведений нет.
В январе 1873 года П. П. Покровский опубликовал в газете "Олонецкие губернские ведомости" (далее ОГВ) свой очерк "Карел, его быт и занятия (Олонецкий уезд)". Очерк состоит из девяти небольших глав, в которых наблюдательный автор коротко и конкретно излагает собранный материал. В первой главе "Жилище и домашние службы карела" подробно описаны карельский дом и его подворье: "Жилое помещение карела представляет вид четырехугольника. Вышина постройки от земли до потолка до 2,5 сажен - такая вышина строения бывает потому, что под жилым помещением устраиваются подполье и род клети, где хранится хлеб, квас и другие продукты. Изба разделяется на два отделения, из коих одно служит спальнею и горницею, а другое собственно избою, где выполняются работы и хозяйство. Но почти большая половина жилищ карелов устраивается в одну избу, без перегородок. При входе в избу направо или налево, смотря по устройству жилища, устраивается печь, вокруг избы лавки и полки, в одном углу род посудника, в переднем углу киот с образами, посреди избы стол с ящиком. Таков, в общих чертах, тип карельской избы. К избе приделываются холодные сени, с боковым крыльцом, или без крыльца. В таком случае вход в избу устраивается чрез сеновал. Сени носят название связи, за связью непосредственно следует сеновал, а под сеновалом скотный двор и конюшни. У бедных крестьян редко бывает связь. У некоторых в сенях устраивается клеть для хранения съестных припасов или праздничной одежды и разных сундуков и домашних вещей. Черные печи в настоящее время вытесняются русскими белыми печами и в жилищах карела начинает поддерживаться опрятность и чистота, хотя карел еще весьма далек от положительной чистоты. За редким исключением, в их жилищах царствует грязь. Двор карела не огораживается ни чем, а собственно двора нет. Окна в избе делаются непропорционально постройке, а именно слишком малы, и это то малые окна на зиму заколачиваются досками во многих домах так, что свет проникает только в два верхних стекла, а для большего сохранения тепла между окном и прибитою доскою полагается мох, сено или кудель. Некоторые старые дома по пазам, как внутри, так и снаружи, смазываются глиною. Дома, сараи и др. службы кроются тесом, редкое исключение - соломенная крыша, и то разве на риге. Амбары строятся вблизи дома, но риги и бани - вдали от жилых строений, не ближе тридцати сажен. Это обстоятельное этнографическое описание напоминает работы краеведов 1860-х годов. Но в отличие от них П.П.Покровский обращает внимание и на такое социальное явление как бедность олонецких карел: "Большая часть карел живут в плохих избах, так как частые неурожаи хлебов, неимение на месте заработков и плохие ухожья для скота вытягивают заработанные на стороне рубли на покупку хлеба, уплату податей и одежду и не дают возможности употребить какую-либо копейку на поправку дома. Только безотлагательная нужда в поправке дома заставляет карела вытягиваться и исправить дом в ущерб чему-либо другому по хозяйству". Бросавшаяся в глаза автору бедность карел не была постоянным явлением в жизни олонецких карел, во многом явилась последствием тяжелейшего голода 1868-1869 годов.
В очерке П. П. Покровского обстоятельно описаны также повседневная одежда и обувь карел: "Незатейлива одежда как зимняя, так и летняя. Зимняя одежда состоит из домашнего овчинного, своей выделки, полушубка и наверх суконного серого армяка, домашней работы бараньей шапки (у иных с ушами), рукавиц с русскими варежками (русскими называются такие варежки, которые вязаны одною иглой), сапогов из белой кожи, высмоленных, с русскими носками и суконными онучами или высокие шерстяные валенки. У крестьянок повседневная одежда состоит из сорочки с длинными рукавами, чухонской юбки, редко сверху крашенинного или старенького ситца сарафана, сапог с длинными голенищами до колена, у которых переда и подошвы смазывали дегтем, а голенища остаются белыми, на головах носят платки. На случай выхода из дома одевают или полушубок, или полукафтан, или ватный ситцевый полукапот. Одежда малых детей состоит из крашенинной или белой холщовой рубахи, доходящей очень часто до пят. Летняя одежда состоит из понитка или полукафтана и низкой поярковой шляпы и белых сапог с голенищами до колена, на время жаров и сенокоса понитка и полукафтана почти не одевают, а ходят в пестрядинных крашенинных рубахах, такого же цвета шароварах, поярковых шляпах и сапогах. Лапти употребляются немногими и то, самыми беднейшими, да пастухами. Лапти плетутся из бересты и очень недолго - около недели".
Так же детально П. П. Покровский рассказал и о праздничной одежде: "В воскресение и праздничные дни, в народные гуляния наряд изменяется: мужчины одевают красные рубахи, поддевки синего или черного сукна, армяки, фуражки, черные сапоги, шаровары женщины - разноцветные сарафаны, шерстяные или ситцевые, чулки и башмаки или сапоги. Последние в большом употреблении. Зимою - шубы, визитки или ватные полукафтаны. Но сапоги с белыми голенищами составляют, кажется, особое украшение и любимы всеми. Холостые зимою - в полушубках, шапках бараньих и кошачьих или котиков шароварах и сапогах. У каждого холостого чулки должны быть видны из голенищ пальца на два или на три, а потому у многих они вяжутся из разноцветной шерсти. В дополнение на украшения выпускается из кармана конец платка. Красный цвет весьма любимый. В последнее время вошли во всеобщее употребление красные чулки и перчатки".
Тщательное описание одежды и обуви карел делает очерк П. П. Покровского ценным этнографическим источником. Показательно, что в этом описании зафиксированы как русское (русские варежки, русские носки сапог), так и финское (чухонские юбки) влияние на одежду и обувь карел.
Сделанное П. П. Покровским описание питания карела также отличается детальностью и конкретностью: "Пища карела такова: хлеб пополам из ржаной и овсяной муки, носящий название кокой - овсяник; щи из сухой мелкой рыбы; пареная или печеная репа, редко вареная; картофель, почти вседневная пища; иногда для разнообразия мелкие окуни или плотва, либо свежие, либо соленые; с осени говядина свиная, либо баранья, так как осенью бьют скот. Воскресная пища несколько разнообразится: делаются щипанники - калитки, пирой - пироги черные (рыбники), курнику - блины овсяные с житной кашею; чупуку - овсяный кисель с молоком. Вареная рыба иногда поджаривается на сковороде с скоромным маслом. Но любимая пища карела в скоромное время кислое створоженное молоко, в пост - репа, мелкий окунь и репный квас. Не лакомится карел огородными овощами, потому что, кроме редьки да картофеля ничего не садит, да и эти садит в весьма малом количестве: посев картофеля у редкого доходит до 4 мер. Гороху совсем не сеют. Едят карелы три или четыре раза в день. Чай пьют немногое, кофе редкость, и то, разве, для гостей. Водку пьют умеренно." Показательно, что названия многих блюд приведены по-карельски. Из этого можно предположить, что П. П. Покровский хотя бы немного знал карельский язык.
Пристальное внимание, проявленное П. П. Покровским к жилищу, одежде, обуви и традиционному питанию карел было отражением предшествующей краеведческой традиции с характерным для нее повышенным вниманием к этнографическим вопросам.
Одна из самых обширных глав подробно рассказывает о занятиях карельских крестьян: "Домашние занятия карела разнообразны, смотря по времени года. Летние: сенокос, пахота и уборка хлеба. Сенокос продолжается около полутора или двух месяцев, а именно: с 24 июня до 1 или 15 августа, а иногда и с 1 июля. Большая часть сенокосных лугов удалены на большое расстояние, от места жительства верст на 10, 15 и 20, что и составляет главное затруднение в уборке сена. А поэтому, с наступлением сенокосного времени, крестьянин, для уборки сена в отдаленном месте, собирается на неделю, забрав с собою необходимую провизию, как-то: хлеб, сухую рыбу, молоко, крупу, масло и проч., и остается там до тех пор, доколе не уберет сена. А с уборкою в одном, переходит на другой луг и т. д. Окончив сенокос, крестьянин принимается пахать землю, если наступило время, а если не наступило, то помогает своим семейным жать хлеб. В настоящее время карелы начинают запахивать землю, разделывая болота общими силами, т. е. соединяются по три домохозяина в пай. Выгода такой запашки очевидна сама собою, так как неистощенная почва дает обильный урожай. Эту запашку производят более зажиточные крестьяне, но дай Бог, чтобы и между бедняками возникло бы такое товарищество. Женщины и девицы, кроме уборки сена и хлеба, занимаются чищением и выдергиванием льна. Если карелу предстоит работа близь дома, то на работу он выходит не рано и идет не спеша. Лень и неповоротливость видны во всех его движениях. Вследствие... этого карел очень часто упускает удобное для полевых работ время и не успевает своевременно окончить их, а поэтому... и работы очень часто выполняются не вовремя, почему сено, например, получается недоброкачественное и малопитательное для скота. Другие же, по причине крайней бедности, вынуждены хорошее время работать на своих более зажиточных соседей, у которых еще с весны забрали под работы хлебом или деньгами, а во время ненастное работают на себя. Осенние занятия крестьян - молотьба хлеба, приготовление лучины для освещения. Некоторые уходят на сторону заниматься плотничеством, но, за исключением немногих, они плохие плотники. Другие занимаются бондарным ремеслом, сапожничеством, плетением сетей и рыбною ловлею. Женщины занимаются трепанием и чесанием льна, уборкою репы и шитьем белья. Подростки - мальчики лет 10 или 12, гоняют скот на скошенные луга, что продолжается вплоть до снега. А когда установится дорога, т. е. когда выпадет снег, крестьяне занимаются вывозкою дров и сена, некоторые ходят в лес с ружьем на чучела за птицею и с собакою на белку. Девицы и женщины, кроме хозяйства занимаются прядением льна и в это время у них составляются посиделки, в коих участвует молодежь. Зимою немногие остаются дома, большая часть отправляется в Лодейнопольский уезд для вывозки бревен, а оставшиеся дома занимаются мелкими работами, ловлею рыбы, плетением сетей. Если зимою крестьянину не удастся кого-либо отвезти, то он охотно остается дома и предается лени, а если будет спрос на его лошадь, то он постарается запросить в два раза дороже нормальной цены. Женщины в это время ткут холсты, а девицы на посиделках прядут нитки. Весною уехавшие на заработки возвращаются домой и занимаются вывозкою и рубкою дров, вывозкою сена, приготовлением кольев и жердей для огородов и вывозкою удобрения на поля. Женщины ходят в лес, расчищают места под репу, рожь и другие хлеба, так как в лесах, на необессиленной еще почве, хлеб вырастает лучше и более приносит пользы. Некоторые крестьяне уходят на выгонки лесов и дров. Женщины очень часто вынуждены, за отсутствием своих мужей, выполнять большую часть работ полевых, хозяйственных и общественных, как-то: пахоту земли, заготовку дров, поправки дорог и полицейские и чередницкую. Чередницкая обязанность отправляется натурою, т. е. каждый крестьянин в очередной день обязан пригонять в земскую избу лошадь для развозки полицейских и сельских властей, проезжающих по делам службы. Полицейская обязанность также отправляется натурою, т е. каждый домохозяин известное время должен исполнять обязанность сельского десятника".
Обстоятельное описание повседневных крестьянских занятий показывает; что в краеведении начала 1870-х годов появляются новые направления, связанные и изучением социально-экономической жизни населения. П. П. Покровский скрупулезно перечисляет занятия, входившие в годовой цикл хозяйственной жизни карельского крестьянина, отмечая работы, выполнявшиеся мужчинами, женщинами и детьми. Он признает наличие в крестьянской среде имущественного расслоения, выделяя различие в занятиях зажиточных и бедных крестьян. Но все сведения П. П. Покровского носят описательный характер, без указания численности занятых в том или ином виде деятельности и без оценки доходности каждого занятия. Не делает он попытки и провести бюджетное обследование, хотя уже вплотную приблизился к этому. Возможно, что собранные сведения использовались автором и во время преподавательской деятельности в сельской школы для подготовки крестьянских детей к взрослой жизни. Эти новые моменты в краеведческой статье П. П. Покровского появились под влиянием общественно-политической и социально-экономической ситуации в России в пореформенный период, для которой характерным было повышенное внимание властей и интеллигенции к крестьянской хозяйственной жизни.
Более подробно, в виде отдельных глав, П. П. Покровский охарактеризовал четыре вида "внедомашних занятий" карел Горского прихода, доставляющие им "пропитание и деньги для других нужд": "рыболовство, сбор птицы, выгонка лесов и дров и вывозка лесов". Условия и способы занятия рыболовства описаны в свойственной автору подробной манере: "Рыболовством занимаются несколько человек в паю, а именно 8 домохозяев. Промысел рыболовства в одиночку не мыслим, как потому, что невода одному невозможно вытащить из воды, так равно и потому, что на невод потребуется около 70 руб., а маломощному крестьянину негде взять такой суммы. Это то самое и вынуждает домохозяев вступать в пай. По вычислению карела... ...невод в 120 сажен будет стоить 64 руб. 40 коп., не полагая в расчет времени, которое крестьянин употребит на сдирание бересты, сбор камней и тонких еловых прутьев, приготовление поплавков и груза. Здешние крестьяне сами плетут сети, а потому на пай каждого домохозяина, участвующего в рыбной ловле, приходится плести 15 сажен сетей, а на плетение кнеи (матки) собирают деньги с пайщиков. ...кроме приготовления сетей пайщик, которому будет назначена очередь, должен представить лошадь в полной упряжи для перевозки невода и других рыболовных принадлежностей. Лов рыбы производится в местных озерах и реках. Раздел выловленной рыбы производится по числу пайщиков и доверяется более опытному в этом деле. Когда улов рыбы хорош (что бывает весной), то часть ее продают местным жителям, которые сами не ловят, часть солят, а более мелкую сушат. В течение года невод вылавливает около 60 пуд, а всего неводов 8. Лов рыбы производится большею частию весною, когда еще на озере и реках стоит лед, затем осенью и зимою. Летом же не ловят за недосугом от полевых работ и еще потому, что летом в невода попадает очень мало. Кроме ловли неводами другие крестьяне ловят весною мережами, а в конце весны крючьями". В главе приведены русские и карельские названия вылавливаемых рыб: щука (гауки), окунь (агвен), лещь (лигна), язь (сявну), ерши (кишкой), плотва (сярги), салака (салатти), мелкий одногодовалый окунь (майму) и минога (митикку). По каждой разновидности рыб о среднем весе каждой и о продажной цене за фунт. Так, самыми крупными рыбами были щуки, достигавшие 25-30 фунтов, лещи - до 10 фунтов и язи и миноги - до 5 фунтов, а самыми дорогими окуни - до 7 коп. за фунт, а также щуки, лещи, язи и миноги - до 6 коп. за фунт. П. П. Покровский добавляет: "По количеству улова идет так: мелкий и крупный окунь, плотва, щука и салака, средний улов - лещи, язи и ерши, меньший - минога".
Другое доходное занятие П. П. Покровский называет "сбор птицы". Правильнее назвать его скупка и перепродажа в Петербург битой дичи. Об этом занятии в очерке сказано: "Сбор птицы сосредоточен в руках более исправных по хозяйству крестьян. Крестьяне эти операцию получают деньгами от тех лиц, которые сами непосредственно доставляют птицу в Петербург. Известные непосредственным доставщикам крестьяне получают в задаток за эту операцию от 50 до 75 руб., уславливаясь в цене на птицу... Задаченные лица собирают птицу на месте своего жительства и в окружающих волостях, которые здесь называют задними. На месте сбора платится на пару рябчиков 15 шт., а за пару тетеревей 25 коп. и здесь цена за птицу повышается, смотря по обстоятельствам, а именно от 15 до 25 коп. за пару рябчиков и от 33 до 55 коп. за пару тетеревей. Повышение цен на птицу в местах продажи происходит от следующих причин: когда бывает мало в лесах птицы, в неурожайные годы и от дороговизны пороха, так как промышленник уплачивает иногда за 1 фунт пороха 1 руб. 25 коп. Капитал, вращающийся в торговле птицею в здешней местности, простирается от 700 до 1300 и более руб." Далее автор подробно описывает способ перевозки дичи в Петербург и приводит расчеты стоимости этой перевозки: "Соображаясь с местными ценами на птицу против цен столичных, можно бы было думать, что крестьяне предоставляют богатеть другим на свой счет; но выходит иначе - у каждого свой расчет. Так, карел рассчитывает: 1) на наем подводы до Петербурга под 100 пар 10 руб. (100 пар пополам - 50 пар рябчиков и 50 пар тетеревей), следовательно, провоз каждой пары обойдется 10 коп.; 2) собственное содержание в дороге 4 руб., содержание лошади 3 руб., да проживание в Петербурге за каждые сутки с лошадью 1 руб., а на четверо суток 4 руб. Следовательно, дорога и проживание обойдется 21 руб., да покупка дичи пополам 25 руб. 50 коп., всего 46 руб. 50 коп. По этой самой причине крестьянин предпочитает сдавать ее хозяевам, которые имеют места для сбыта птицы, как-то трактиры, гостиницы и прочие - и карел предпочитает взять малый, но верный барыш, чем пускаться за большим, но неверным".
Из двух традиционных промыслов карельских крестьян, описанных П. П. Покровским, рыболовство не вышло за рамки традиционного крестьянского промысла местного значения. По крайней мере в очерке ничего не говорится о вывозе больших объемов выловленной рыбы для продажи за пределы уезда Что же касается охоты на лесную дичь, то в условиях близости к Петербургу этот промысел приобрел товарный характер. Сведения об условиях и доходности вывоза птицы в Петербург представляют определенный интерес для специалистов по социально-экономической истории Карелии и Петербурга. Кроме того данные о весе разных видов рыб и о размерах добываемой лесной дичи любопытны для специалистов в области ихтиологии и орнитологии. Интересно топонимическое упоминание П. П. Покрвоского о "задних" волостях. Оно показывает, что Олонец и олонецкие карелы ориентированы на юг, на Россию. Здесь отразились многовековые реалии истории карел: жизнь под властью и под защитой Российского государства, торговля с центральной Россией, отхожие промыслы в русских городах и т.д.
Еще два промысла, о которых собрал подробные сведения П. П. Покровский - "выгонка лесов и дров", то есть лесосплав и "вывозка лесов (бревен)". Эти промыслы возникли в результате бурного развития лесозаготовок в Посвирье и Южном Приладожье во второй половине XIX века, вызванное ростом потребностей растущего российского рынка. О первом промысле П. П. Покровский пишет: "Выгонка лесов производится, большею частию, вне уезда или, по выражению здешних крестьян, на Руси. Местный крестьянин, знакомый с прикащиками лесных контор фирм Бенардаки, Русанова, Громова и других лесопромышленников, берет от прикащиков задаток от 50 до 75 руб. и обязуется доставить для выгонки лесов от 20 до 40 человек с платою ему за каждого человека от 3 руб. 50 коп до 4 руб. в неделю, на хозяйском содержании, и сверх того выговаривает на каждый десяток мужиков поставить одного подростка по той же цене. Крестьянин, получивший задаток, набирает в месте своего жительства условленное количество народа или сколько может, с платою от себя 3 руб. в неделю или более, смотря по опытности и физической силе нанимающегося, а подростку до 2 руб. 50 коп. в неделю. Нанявшихся в выгонку крестьян он снабжает месячными билетами и дает на дорогу денег около рубля... Выгонка лесов начинается со вскрытием рек и кончается около 10 или 15 июня. В пределах своей волости крестьяне сами непосредственно, каждый за себя, нанимаются к местным лесопромышленникам для выгонки дров".
Другой промысел - вывозка бревен - также рассмотрен в очерке с подробными выкладками: "Вывозкою бревен крестьяне здешней местности занимаются или в Руси, или около своих мест. В Руси от контор Русанова, Бенардаки или Громова, а в своей местности - от местных лесопромышленников. Для вывозки лесов собираются обозами от 15 до 30 лошадей. Съестные припасы для себя и сено и овес для лошадей крестьяне берут из дому. Рабочего народа при одной лошади бывает от 2 до 3 человек, смотря по количеству семейства. Время вывозки начинается с Нового года и оканчивается около 1 марта. Условия платы за вывозку бревен следующие: за бревно длиною 3 сажени и толщиною 5 вершков - 25 коп.; за бревно длиною 3 сажени и толщиною 10 вершков - 50 коп., т. е. на каждый вершок прибавляется плата 5 коп. выше. При вывозке лесов крестьянин с лошадью и двумя своими семейными зарабатывает на каждую неделю около 10 руб. Проработав неделю, две и три, крестьянин везет домой... муку для продовольствия своей семьи, а деньги, в уплату податей и на покупку обуви и одежды. Кроме того, крестьяне, имеющие на руках 20-25 руб., ездят в Ведлозеро Олонецкого уезда, где покупают рыбу, развозят ее по деревням своего прихода и продают с барышом".
Сообщаемые П. П. Покровским сведения позволяют представить масштабы участия крестьян Горского прихода в сплаве и вывозке леса, принципы организации, сроки и доходность этих промыслов. Особый интерес представляет упоминание о том, что лесосплав и частично вывозка леса происходили на Руси. Автор поясняет: "Русью называют Лодейнопольский уезд". Таким образом, эти работы происходили в Посвирье, где основным населением были русские. Топоним "Русь" в данном случае имеет историческое и этническое значение и обозначает, во-первых, что связи карел с Россией уходят корнями в те времена, когда она еще называлась Русью, а, во-вторых, что карелы четко разделяли русские земли - Русь и земли, населенные карелами (Карелию, Корелу, Карьялу).
В заключении главы П. П. Покровский кратко раскрывает значение этих четырех промыслов, которые "для крестьянина здешней местности составляют ничем не заменимые выгоды": "Частые неурожаи хлеба, отчасти падеж скота, довели местных крестьян почти до нищеты. Не будь этих отраслей промышленности, карел был бы в безвыходном положении. Годов пять или шесть тому назад, говорят; был такой сильный падеж, что в селении из ста дворов состоящем, пало 160 лошадей, не считая рогатого скота, и такой сильный неурожай, что к овсяному хлебу примешивали половину истолченной соломы. После этого несчастья крестьяне не могут еще исправиться и привести в порядок свое хозяйство".
В этом отрывке содержатся сведения о сильном неурожае 1868-1869 годов и его последствиях. Поэтому оценки бедственного положения крестьян относятся к концу 1860-х - началу 1870-х годов. Кроме того важная оговорка - "говорят" - показывает, что автор появился в Горском приходе сравнительно недавно и не мог лично наблюдать за событиями, связанные с голодом.
Последняя и самая большая по объему глава "Предрассудки и поверья карела" занимает более трети всего объема очерка. Ее содержание шире заголовка. В начале дается оценка общего состояния образованности карел: "Угол Олонецкой губернии около берегов Ладожского озера и вдоль границы Финляндии, от юга к северу, населен карелами. Недалеко ушел карел в образовании. Необразованность массы населения относится 1:100, да и можно ли назвать образованием плохую грамотность и то, что иной карел с трудом, кое-какими буквами приложил руку за себя и товарищей. Написать-то он напишет; а прочитать-то, что написал, не может. Есть даже такие писаки, что, не зная сказать по-русски ни одного слова, пишут. В виде исключения, встретится во всей волости человек пять-шесть бойчее пишущих и читающих, да отчетливо говорящих по-русски. Малограмотность и замкнутость населения служат главной причиной того, что предрассудки и поверья, переходящие от поколения к поколению не ослабевают и не вытесняются из массы народа, а остаются и действуют до сего времени в полной силе, вредно влияя на благосостояние народа и нравственность. Крайняя невежественность, незнание законов природы (нет даже названий месяцев) породило в массе народа много суеверий и предрассудков. У карела во всем виноват или дьявол (кегно) или худой глаз, или злой человек. По его понятию каждое здание имеет своего хозяина, который является в разных видах и бывает добр, если человек уважает его, и зол, ели человек худо ведет себя в отношении того или другого хозяина. Этот же самый хозяин может причинять пользу или вред". Сначала в очерке рассматриваются представления карел о причинах болезней человека и животных и о способах их лечения. При этом П. П. Покровский отмечает роль знахаря в лечении всех болезней и веру крестьян в его "целительную силу". Отношение самого автора к знахарям крайне негативное. Он обличает их в стяжательстве и шарлатанстве и отмечает изменения в отношении к ним крестьян: "...знахари нередко ошибаются в своих пророчествах и слова их на деле иногда не выполняются. А эти-то ошибки и ведут к тому, что крестьяне перестанут обращаться за помощью к знахарям, а возьмутся за более рациональные средства, а тогда прощай и знахарство. Сгинет оно как вешний снег, да и поделом. К тому же времени старые знахари умрут, а новые не народятся, да и молодое поколение пообразуется, благодаря открытию училищ, так как молодому поколению при каждом удобном случае объясняется вся бесполезность веры в знахарство и то, что только целительная сила произведений природы способна облегчить болезнь, а не нашептывания и обряды знахарей". Отношение П. П. Покровского к знахарству и народной медицине можно считать также отражением процессов, происходивших в общественной и научной мысли России в пореформенный период. Успешное развитие общественных и естественных наук в России и Европе привели к кризису религиозности и к усилению материалистических воззрений. С точки зрения материалистического мировоззрения знахарство однозначно считалось шарлатанством и проявлением невежества. Поэтому мало кто видел в этом явлении предмет изучения с точки зрения этнографии, народной медицины и т. д.
Записанные П. П. Покровским поверья сопровождали каждый шаг, каждое серьезное решение карельского крестьянина в течение всего года. Показательно, что многие поверья приурочены к православным праздникам. Многие из них, например, приурочены к Пасхе: "На лень Пасхи убирают куда-нибудь подальше вальки, веретена и веревки, чтобы их в этот день не видеть, а если кто их увидит, то тот в этот год повстречает в лесу змея. Если кто увидит в Пасху летящую сороку, то тот человек в течение всего года будет легок как сорока. В Пасху нужно запереть свинью так, чтобы она не видела света, затем, чтобы, когда выпустят ее весною на пастбище, она не могла лазить в огороды.
В Пасху, в первый день, а также в день посева и в день выпуска скота в лес, не подают нищему милостыню". Из этих примеров можно сделать вывод о наличии в религиозных представлениях олонецких карел сочетания православных традиций и сильных пережитков языческих верований.
Можно также отметить, что изучение П. П. Покровским карельских поверий было довольно поверхностным. Так, он пишет, что вечером Иванова дня (23 июня по старому стилю) "девицы ходят в поля умываться росою, чтобы об них пошла хорошая слава и чтобы иметь успех выйти в замужество". В очерке приводится еще одно поверье, связанное с девичьей приворотной магией: "Летом около Иванова дня девица берет три завертки от саней и ведро воды и с этими вещами отправляется в лес, становится на корни ели, полагает завертки на голову и обдается водой. Это делается для того, чтобы о ней была слава и иметь успех в выходе замуж, кроме того для славы же носит в кармане голову и ноги ласточки засушенные". Здесь речь идет о событиях, которые в карельской обрядности называются Viandoi - время летнего поворота, которое длится шесть дней между Ивановым и Петровым днями (24-29 июня по старому стилю). Эти обряды хорошо изучены этнографами. Для девушек дни Viandoi были лучшим временем для того, чтобы поднять свое лемби (эротическую силу, привлекательность, "славутность"). П. П. Покровский был, вероятно, первым этнографом, обратившим внимание на обряды поднятия лемби в дни Viandoi, но он упомянул только о некоторых проявлениях этих обрядов. Вероятно, здесь сказались отсутствие каких-либо работ предшественников и поверхностное знание автором карельских обрядов.
В очерке приведено много примеров поверий, связанных с содержанием скота, выращиванием хлеба, рыболовством, дальними поездками, похоронами и родами, поиском украденных вещей и потерявшихся животных, бурями на Ладожском озере, остановкой крови при порезах, постройкой дома, продажей коровы или лошади, прядением холста, приворотной магией и т. д. В качестве примера можно привести поверья о встречах с водяными и баениками: "Между Ивановым днем (24 июня) и Петровым днем (29 июня) не купаются, боясь, чтобы не захватил водяной и не утопил... В истопленной бане нужно оставить воды и веник, для того, чтобы хозяин бани мог попариться и помыться. А если кто не сделает этого, то он не пустит никого более в баню или, что хуже уморит кого-нибудь". Здесь также явно видно, что среди олонецких крестьян в 1870-е годы широко бытовало двоеверие.
В описании одного из поверий П. П. Покровский пишет: "Кто хочет научиться играть на гармонике, балалайке или гуслях..." и т. д. и делает к гуслям примечание: "Здесь в употреблении". Этот пример показывает, что автор очерка очень поверхностно знал карельский быт, поскольку перепутал гусли и кантеле.
Несмотря на краткость и очевидные ошибки и неточности очерк П. П. Покровского "Карел, его быт и занятия" можно считать началом нового этапа в изучении финно-угорских народов Карелии. Впервые объектом изучения стала наименьшая административная единица - приход. До этого все исследования создавались по губернии или уезду. Очерк отличается продуманностью структуры и четкостью изложения материала. Работа имеет переходный характер. В нем отразились и достижения дореформенного этнографического описания и пореформенного хозяйственного, с элементами статистики, обозрения. К сожалению, историко-краеведческие сведения в тексте совершенно отсутствуют.
Недостатки очерка проистекали из той ситуации, в которой П. П. Покровскому приходилось собирать свой материал. Он был русским учителем, недавно приехавшим в карельскую деревню. Из-за этого возникала неизбежная замкнутость между ним и местными жителями, обусловленная этническими и социальными причинами, а также кратковременностью его пребывания в Горском приходе. В результате П. П. Покровскому не удалось достаточно глубоко изучить внутренний мир карельского крестьянина и он вынужден был довольствоваться только изучением внешних проявлений его мировоззрения. Но, все-таки, очерк П. П. Покровского ценен не только содержащейся там интересной и ценной информацией, но еще и тем, что он был первым среди целой группы краеведческих описаний карельских приходов, созданных сельскими учителями в 1870-е годы.
Публикацией одного очерка краеведческая деятельность П. П. Покровского и ограничилась. По-видимому, полная невзгод и лишений жизнь сельского учителя не способствовала созданию новых краеведческих произведений. После 1876 года следы П. П. Покровского теряются.